В центре внимания 10.07.2014
Ну, как забыть юность? Даже если сильно хочется, не получается. Шестидесятые годы прошлого века. Одесса. Поэтический «бум». Стихи читали везде.
И во Дворце студентов, и в Доме ученых, и в институтских клубах и в школьных залах. Литературные студии возникали в разных местах и были такой же приметой времени, как сегодня увлечение социальными сетями в Интернете. Только, рискну, отметить: куда более интересными. В Одессе присутствовала своя поэтическая «тусовка». Лидировали в ней два поэта: Борис Нечерда и Юрий Михайлик. Об их лидерстве пишут сегодня. А тогда… тогда объектами преклонения были Андрей Вознесенский, Евгений Евтушенко, Роберт Рождественский, Белла Ахмадулина.
«Я - Мэрлин, Мэрлин…
Я героиня самоубийства и героина.
Кому горят мои георгины?
Кто в костюмерной скрипит лосиной?
Невыносимо, невыносимо!» - это Вознесенский.
А, вот, Евтушенко:
«Окно выходит в белые деревья.
Профессор долго смотрит на деревья.
Он очень долго смотрит на деревья
И очень долго мел крошит в руке.
Ведь это просто – правила деленья!
А он забыл их – правила деленья!
Забыл, - подумать - правила деленья.
Ошибка! Да! Ошибка на доске!».
А еще Ахмадулина!
«В тот день случился праздник на земле.
Для ликованья все ушли из дома,
Оставив мне два фонаря во мгле
По сторонам глухого водоема».
И, все-таки, Одесса зачитывалась не только признанными не официальной страной, а остальным миром, - поэтами. Город знал Бориса Нечерду. Русскоговорящий, русскоязычный город читал украинского поэта, поражавшего любителей словесности и авангардной формой, и – емким содержанием. Я помню свои встречи с двумя большими русскими поэтами: Андреем Вознесенским и Евгением Евтушенко. Они приезжали пару лет назад на вечера, которые проходили в Русском театре. И каждый раз, когда у нас заходил разговор о шестидесятых, и Евтушенко, и Вознесенский, уже израненные старостью и болячками, но по-прежнему с горящими глазами, когда речь заходила о поэзии, спрашивали: «А Борю Нечерду в Одессе читали?». Читали. Беда в другом. В отличие, - от приехавших из Москвы, - его у себя, на Родине, слишком поздно оценили. Присвоив, - уже посмертно! – в двухтысячном году Шевченковскую премию. А я вспоминаю сегодня вот это:
«Набуває сили рок.
Тільки й чути: хеві метал.
Перебудем? Дулю з медом! —
імпотенція думок.
Набуває сили рок.
Замість розладів статевих,
спостережено в стратегів
імпотенцію думок.
Набуває сили рок.
До душевного угаву
покалічений “афганець”
довжить милицею крок…
Не в країні Лімпопо
втрата брата і сестри,
а в крайні Імпопо
з роком — 83.
З перепою спить пророк.
Єрихон не вчує скрипки.
Боже правий, святий, кріпкий,
до кінця спотужни рок!
Ех… потенція думок…».
В пятницу, 11 июля, Борису Нечерде исполнилось бы семьдесят пять. Всего лишь семьдесят пять. Вот, как он точно сказал о себе в далеком 1966-ом:
«В світі нерозщеплене гарячім –
хочеться такого а чи ні –
визнаю для захисту
за краще,
що мене немає в множині…
Як машину,
Щоб не розібрали
І не розтягли для запчастин
Удаю: в одному екземплярі
І мені судилося рости».
