Казнь прокурора… на черной скамье

«Сегодня в пять часов дня на бульваре убит генерал Стрельников, убийцы в числе двух схвачены» Такой текст был зашифрован в телеграмме Одесского генерал-губернатора в Департамент полиции 18 марта 1882 года.

В этот день в Одессе народоволец Николай Желваков застрелил военного прокурора, генерал-майора В. С. Стрельникова.


Желвакову помогал легендарный Степан Халтурин, рабочий-революционер, организатор и руководитель «Северного союза русских рабочих».


Генерал Стрельников не любил церемониться. Одна немецкая газета поместила лаконичную, но многозначительную телеграмму: «В Одессу прибыл Стрельников, убыло 100 человек».

Забирали всех, чьи фамилии так или иначе становились известны Стрельникову. Настоящие опустошения производились по правилу, которое генерал формулировал так: «Лучше захватить девять невинных, чем упустить одного виновного». «Достаточно одного моего убеждения в вашей виновности, — говорил прокурор, не находя ни одной улики против арестованного, — суд на все будет смотреть моими глазами». «Прокурор-паук» — назвал его профессор А. Ф. Кистяковский, а революционер Сергей Кравчинский (Степняк) — «Торквемадой деспотизма».


Никогда попытки самоубийства не были так часты у арестованных, как при дознаниях Стрельникова. Инквизитором он был хорошим, но следователем оказался плохим.

Один из осужденных, член Одесской народовольческой группы Михаил Дрей, вспоминал:     «Часто ему в руки попадали данные, которые могли бы его привести к раскрытию целых организаций... Он пользовался исключительно сведениями шпиков и предателей, и его внимание часто, благодаря этому, отвлекалось от существенного к маловажному. Психологии нашей он не понимал, она была ему чужда. В наше бескорыстие он не верил. Нас, тогдашних революционеров, он считал обезумевшими честолюбцами, чем-то вроде новых Геростратов. Будь он знаком с программой и организацией партии «Народная воля», ему не трудно было догадаться, что в Одессе была не одна только рабочая подгруппа»..

Стрельников в последний приезд в Одессу говорил своему помощнику полковнику Новицкому: «теперь понимает, что по дознанию он зашел «в лес»... поэтому просит его... «не дать ему заблудиться в этом дремучем лесу». Однако Исполнительный комитет «Народной воли» вынес ему смертный приговор.


18 марта 1882 года Стрельников пообедал во французском ресторане «Рояль», на Ланжероновской, вышел на Николаевский бульвар. Пройдясь несколько раз по аллее, он сел на скамейку напротив Лондонской гостиницы. Несколько поодаль сидел его охранник, переодетый в штатское платье. Желваков подошел к нему из-за изгороди кустарников и выстрелил в голову. (Решение об этом было принято заранее, так как предполагали, что генерал носит кольчугу). Очевидец писал: «Голова Стрельникова мгновенно склонилась на правый бок и оперлась о спину скамейки. Публика так и замерла на месте».

Затем началась погоня. Молодой человек бежал вниз, к морю, отстреливаясь от преследователей: «Все, кто видал этот бег и эту необычайную защиту на узком и крутом спуске, не могли хладнокровно говорить о силе, ловкости и самообладании молодого героя», — констатировал сочувствующий очевидец. Когда у юноши закончились патроны, он выхватил кинжал. Продолжая отбиваться, он приближался к лошади, запряженной в пролетку, на которой поджидал его товарищ. Прохожие окружили пролетку. Они помешали второму революционеру помочь товарищу. Обоих схватили.


Они назвались тифлисским жителем Константином Ивановичем Степановым (Халтурин) и дворянином Николаем Сергеевичем Косогорским (Желваков).


Весть об убийстве Стрельникова быстро облетела Одессу. У полицейского участка, куда привели арестованных, стал собираться народ. В городе было заметно сильное возбуждение. Жители явно сочувственно относились к совершившим покушение. Город принял вид военного лагеря. На улицах появились конные разъезды, маршировали пешие полицейские патрули, останавливая случайных прохожих. Здание полиции было окружено усиленной охраной, и проход горожан здесь был запрещен.

По Одессе распространились строки:

Судили Желвакова и Халтурина с крайней поспешностью и в глубокой тайне. Дело в том, что власть осознала вред публичных казней, в частности народовольцев, которые убили Александра II. Повешение «первомартовцев» произвела в обществе крайне невыгодное впечатление. Газета «Таймс» с возмущением писала о «самом безобразном зрелище, которое когда-либо видно было». Специальный указ 26 мая 1881г. регламентировал казни, тайно совершаемые в оградах тюремных замков.

Однако в тюрьме об этом узнали, убийцам Стрельникова сочувствовали. Весть о конце «паука-кровопийцы», генерал-прокурора Южного края, мгновенно разнеслась среди заключенных: «Тюремная администрация не препятствовала шумным переговорам, поздравлениям через форточки в дверях и окнах. Надзиратели пробегали по коридорам, подымали «глазок» и кричали: "Вашего генерала убили, на бульваре застрелили".

Николай Желваков, как писали в вольной прессе, «быстро взошел по ступенькам эшафота и пересчитал их: «14, о, как высоко!» Сам надел петлю на шею.
Степан Халтурин из-за неумелости палача принял мученическую смерть.


Мужество осужденных изумило палачей. Офицеру, распоряжавшемуся процедурой, сделалось дурно. Особенно поразил их выкрик того, совсем юного, называвшегося Косогорским: «Меня повесят, но найдутся другие! Всех вам не перевешать. От ожидающего вас конца ничто не спасет вас!»

Добавим, что жандармы позднее выяснили – Николай Желваков был хорошо знаком со студенткой Аспазией Антоновной Горенко (сестра отца Анны Ахматовой, то есть тетка). Она пользовалась особым доверием Желвакова, была хорошо известна в народнической среде.

А чугунная «скамья Стрельникова» была перенесена с Николаевского бульвара на его могилу на Первом  Христианском кладбище Одессы. В советское время она хранилась в запасниках музея, а в 1989 году якобы была установлена у мемориала Ахматовой.