ГРАД » Этот день в истории Одессы » Гибель великого дуэта
Гибель великого дуэта
В автобиографии Ильф и Петров признавались, что составить жизнеописание автора «Двенадцати стульев» довольно затруднительно:
Дело в том, что он родился дважды: в 1897 году и в 1903-м. В первый раз автор родился под видом Ильи Ильфа, а во второй раз - Евгения Петрова. Оба события произошли в Одессе. Таким образом, уже с младенческого возраста автор начал вести двойную жизнь. В то время, как одна половина автора барахталась в пеленках, другой уже было шесть лет и она лазила через забор на кладбище, чтобы рвать сирень. Такое двойное существование продолжалось до 1925 года, когда обе половины впервые встретились в Москве.
Ильф и Петров с улыбкой объясняли, как они пишут вдвоем:
Да так и пишем... Как братья Гонкуры. Эдмонд бегает по редакциям, а Жюль стережет рукопись, чтобы не украли знакомые. Надо думать, Гонкурам было легче. Все-таки они были братья. А мы даже не родственники. И даже не однолетки. И даже различных национальностей: в то время как один русский (загадочная славянская душа), другой еврей (загадочная еврейская душа)… Один — здоров, другой — болен. Больной выздоровел, здоровый ушел в театр.
Уже после смерти Ильфа – Евгений Петров написал всерьез:
Это было не простое сложение сил, а непрерывная борьба двух сил, борьба изнурительная и в то же время плодотворная. Мы отдавали друг другу весь свой жизненный опыт, свой литературный вкус, весь запас мыслей и наблюдений. Но отдавали с борьбой. В этой борьбе жизненный опыт подвергался сомнению. Литературный вкус иногда осмеивался, мысли признавались глупыми, а наблюдения поверхностными. Мы беспрерывно подвергали друг друга жесточайшей критике, тем более обидной, что преподносилась она в юмористической форме. За письменным столом мы забывали о жалости…Так выработался у нас единый литературный стиль и единый литературный вкус. Это было полное духовное слияние.
В этом творческом союзе родились шедевры отечественной литературы «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок». Ну и кроме того, фельетоны, рассказы, очерки, киносценарии. Наконец, книга «Одноэтажная Америка». Поездка в США, в процессе которой собирался материал для этой книги, сыграла роковую роль в судьбе Ильи Ильфа. Путешествие на автомобиле заняло три с половиной месяца. За это время они дважды пересекли страну.
Ильф уже был тяжело болен – туберкулез, соавторы по ряду причин решили писать раздельно. Но десять лет совместной работы выработали единый стиль – невозможно определить какие из глав написаны Ильфом, а какие – Петровым. Евгений Петров написал: «Очевидно, стиль, который выработался у нас с Ильфом, был выражением духовных и физических особенностей нас обоих. Очевидно, когда писал Ильф отдельно от меня или я отдельно от Ильфа, мы выражали не только каждый себя, но и обоих вместе».
В течение всей сознательной жизни Ильф не расставался с записной книжкой. Он говорил:
Обязательно записывайте. Все проходит, все забывается. Я понимаю - записывать не хочется. Хочется глазеть, а не записывать. Но тогда нужно заставить себя». Он очень расстраивался, когда надев другой пиджак, забывал положить очередную книжечку в карман, и торжественно заводил новую. Он очень ценил умение собирать и накапливать наблюдения, неожиданные обороты речи, случайно услышанные фразы. После него осталось тридцать семь таких книжечек, которые Евгений Петров позже называл «писательской кухней.
Илья Арнольдович писал:
Всё равно про меня напишут: “Он родился в бедной еврейской семье”.
Я знал голод. Очень унизительный — мне всегда хотелось есть. Мне всегда очень хотелось кушать. И я ел хлеб, утыканный соломой, и отчаянно хотел еще. Но я притворялся, что мне хорошо, что я сыт. По своей природе я, как видно, замкнут и отчаянно уверял, что я не голоден, в то время как ясно было заметно противоположное.
Я знал страх смерти, но молчал, боялся молча и не просил помощи. Я помню себя лежащим в пшенице. Солнце палило в затылок, голову нельзя было повернуть, чтобы не увидеть того, чего так боишься. Мне было очень страшно, я узнал страх смерти, и мне стало страшно жить.
Я знал голод. Очень унизительный — мне всегда хотелось есть. Мне всегда очень хотелось кушать. И я ел хлеб, утыканный соломой, и отчаянно хотел еще. Но я притворялся, что мне хорошо, что я сыт. По своей природе я, как видно, замкнут и отчаянно уверял, что я не голоден, в то время как ясно было заметно противоположное.
Я знал страх смерти, но молчал, боялся молча и не просил помощи. Я помню себя лежащим в пшенице. Солнце палило в затылок, голову нельзя было повернуть, чтобы не увидеть того, чего так боишься. Мне было очень страшно, я узнал страх смерти, и мне стало страшно жить.
В конце 1920-х годов Ильф увлекся фотографией. Он любил снимать пейзажи, много фотографировал бульвары и мосты, но больше всего осталось портретных снимков, в основном - жены Марии.
К этому увлечению Ильф относился с необыкновенной серьезностью – условия съемки каждого кадра обязательно записывал, экспериментировал с композицией и освещением, снимал сверху вниз и снизу вверх. Сохранились четыре редчайших фотографии, на которых он запечатлел храм Христа Спасителя до разрушения, в момент взрыва и после – руины. В то время семья Ильфов жила в доме напротив, и он делал снимки прямо из окна квартиры.
Будучи смертельно больным, и зная об этом, Ильф продолжал делать заметки в записных книжках. Только два раза в его записях проскользнуло упоминание о смертельной его болезни:
...и так мне грустно, как всегда, когда я думаю о случившейся беде», еще: Такой грозный ледяной весенний вечер, что холодно и страшно делается на душе. Ужасно, как мне не повезло.
Илья Ильф скончался 13 апреля 1937 года. Во время траурной церемонии на Новодевичьем кладбище Евгений Петров произнес:
Я присутствую на собственных похоронах....
Он подчеркивал в своих заметках:
Ильфа нет, и я никогда не узнаю, что думал он, когда мы начинали работать вместе. Я же испытывал по отношению к нему чувство огромного уважения, а иногда даже восхищения.
Жена Ильфа Мария Николаевна пережила любимого супруга на 44 года. Она больше не вышла замуж и редко выходила из дома, перечитывала в своей комнате переписку с мужем.
«Мне очень скучно без него, скучно давно, с тех пор, как его нет. Это последнее из слов о том, что я чувствую от его утраты. Много, много слов о нем в душе моей, и вот сейчас, когда прошло много лет и я читаю его письма, я плачу, что же я не убила себя, потеряв его — свою душу, потому что он был душой моей…»
Мария Николаевна Ильф.
Когда Марии Ильф не стало, дочь Александра нашла письма матери, которые она написала Илье Ильфу уже после его смерти.
Вот снова прошло много времени, и я читаю. Часто нельзя — разорвётся сердце. Я старая, и вновь я та, что была, и мы любим друг друга, и я плачу. Мне очень скучно без него, с тех пор как его нет. Я читаю его письма и плачу, что же я не убила себя, потеряв его — свою душу, потому что он был душой моей. Никто никогда не мог сравниться с ним. Голубчик, голубчик мой единственный любимый. Тоска, такая тоска. Вся моя прожитая жизнь здесь, до последнего его дня. Прощай, Илья. Мы скоро увидимся.
