Четыре года после трагедии
Знакомый маршрут. «Маршруткой» до «Привоза». Потом мимо вокзала на конечную остановку 18-ого. Полиция по всему ходу движения. Правда, местами установили сетчатый забор. Правильно. А то в прошлый раз, несмотря на оцепление, утверждали о заминировании.
Железный забор. Фотографии сожжённых. Цветы. Тишина. Правда, иногда взрывается шумными монологами. Но тут же появляется полицейские «переговорщики». Психологи. Гасят громких.
Одесса. 2 мая, 2018-ого. Четыре года после трагедии. И здесь, на Куликовом поле, и там – на Греческой площади, – поминают ушедших навечно.
Четыре года Одесса разделена. И, как по мне, не только потому, что у разных людей разные взгляды. В том числе – идеологические. До 2014-ого в «Южной Пальмире» голосовали и за «регионалов», и за «Батькивщину», и за «Свободу». Нормально. Никто не бросался друг на друга с вилами наперерез. Не устраивал побоища. Даже объединялись, когда избирательные комиссии оглашали цифры голосования. Почему-то все «хором», – и победители, и проигравшие, – шумели о подтасовке результатов.
Переходя от одной группы к другой, слушая разговоры одесситов, я поймал себя на мысленном переворачивании страниц романа Федора Михайловича Достоевского «Бесы».
Пришел домой. Открыл книгу и нашел один из монологов Петра Верховенского. Это он говорит об еще одном герое романа – Шигалеве:
И еще:
Мне ответят: Достоевский умышленно заостряет ситуацию. А я скажу: на то и существуют гении, чтобы предвидеть будущую остроту будущих исторических моментов. Эти конфликты прогнозируемые, если мы не желаем их видеть, чувствовать их приближение, а потом оказаться в самом центре схватки.
И здесь не столь важны идеологические воззрения, сколько осознание человеческого достоинства. Пожалуй, самого сложного чувства, возникающего у человека разумного. Не каждый рискнет дать ему пробудиться в себе любимом.
…Четыре года город ждет, когда суд определит виновных и правых. Не потому, что жаждет мести. Жаждет увидеть справедливость. Ибо и достоинство, и справедливость не могут существовать друг без друга.
